"Те, кто поддерживал социальные перемены, встречали советских солдат цветами", – рассказал Baltnews латвийский историк и публицист Влад Богов.
"Ни одна военная единица не двинулась против советской власти. В Латвии и Эстонии все происходило одинаково спокойно. Сообщения о том, что советские войска встречали цветами и красными знаменами, соответствуют действительности. По большей части это происходило на демонстрациях. В Латвии ситуация была неспокойная, голод начинался, отопления не было… Для населения ситуация была критическая. Все надеялись, что с приходом советской власти произойдут какие-то изменения, которые помогут наладить жизнь в стране", — отметил Богов.
Часть латвийской прессы указывала на теплый прием сил Красной армии: "Советские войска встречены в Латвии мирно и любезно. Перемещение советских войск происходит планомерно и в полном порядке, в настоящее время советские части занимают свои места".
Газета "Яунас Зиняс" писала: "Только летчикам Красной Армии жители нашей страны не могут доказать своей сердечности и отзывчивости, но все же их связывают духовные узы. Когда высоко в синем небе с огромной скоростью проносятся ведомые руками смелых летчиков стальные воздушные гиганты, снизу их сопровождают тысячи дружеских взглядов, и в сердце каждый чувствует, что эта воздушная армада помогает охранять рубежи нашей страны и что в мертвом корпусе машины – люди, такие же, как и прочие воины Красной Армии, пришли сюда как друг к другу".
Вот что сообщал в МИД Великобритании посланник в Латвии К. Орд в шифротелеграмме № 286 от 18 июня 1940 года: "Вчера вечером в Риге имели место серьезные беспорядки, когда население, значительная часть которого встречала советские войска приветственными возгласами и цветами, вступило в столкновение с полицией. Сегодня утром всё спокойно…".
Из шифротелеграммы № 301 от 21 июня 1940 года: "Братание между населением и советскими войсками достигло значительных размеров".
26 июля 1940 года лондонская "Таймс" отмечала: "Единодушное решение о присоединении к Советской России отражает… не давление со стороны Москвы, а искреннее признание того, что такой выход является лучшей альтернативой, чем включение в новую нацистскую Европу".