Найден способ слить русских в «отстой»?

Найден способ слить русских в «отстой»?

Словом, поле русского языка который год властями нещадно корчуется, урезается, кромсается по живому. Некоторые ученые скептики говорят, что это — один из верных способов «слить в отстой» творческих, пассионарных русских, «десубъективизировать» (лишить своего «я») русского человека.

То, что с приходом к власти  Альянса «За евроинтеграцию»  активизировалось  наступление на русский язык,  -  ни для кого не секрет. Ограничения давно коснулись инструкций, документаций, рецептов, выписок в поликлиниках и больницах, ведения процессов и судебного производства и пр. Теперь дело дошло до  удостоверения личности гражданина РМ,  которое, по  решению АЕИ, лишилось  многоязычия (пока в парламентском первом чтении). И будет оно заполняться исключительно на госязыке,  что, как минимум,   создаст неудобства при получении  денежных переводов, переоформлении документов, получении справок. А как максимум —  при случае помешает полной идентификации личности, которая в русском варианте имеет не только полное отчество, но и  другие окончания фамилий  в женском роде и т.д.

Словом, поле русского языка который год властями нещадно корчуется, урезается, кромсается по живому. Некоторые ученые скептики говорят, что это —  один из верных способов «слить в отстой» творческих, пассионарных русских, «десубъективизировать» (лишить своего «я») русского человека.  А то, что по мнению историка П. Шорникова, этнолингвистическая ситуация в Молдове «была инициирована извне и изначально служила не социально-культурным нуждам молдавской нации, а клановым интересам титульной бюрократии и интеллигенции», стало ясно и лицеисту. Но это ещё не конец процесса…

А поле-то -  уже делянка!

Русское население крайне чувствительно воспринимает подобные  удары  в этой  «языковой войне». Не случайно  прошедший недавно «круглый стол» в Российском центре  науки и культуры (РЦНК) уже своим названием  подчеркнул воинственный характер наступления на эту основу самоидентификации русских —  «Активизация на языковом поле Молдавии — ещё маневры или уже военные действия?».  Эксперт в области защиты прав человека Михаил Сидоров в ходе обсуждения перечислил  бомбы «необъявленной войны»:  принятые поправки в Кодекс об административных правонарушениях, устанавливающие ответственность за рекламу на иностранных языках,  законодательные инициативы  об изменении Закона о подаче петиций, исключающие получение ответа на русском языке, предложения о дополнениях  Трудового кодекса, в категорической форме запрещающие прием на любые должности в государственные предприятия лиц, не владеющих госязыком,  возможность запрета демонстраций  фильмов на русском языке. Напомнил он и об  учреждении  Национальной комиссии по функционированию языков и кампании по оптимизации образовательного процесса, что на деле приводит к  закрытию ряда учебных заведений с преподаванием на русском языке.

К словам правозащитника можно  добавить и недавнее выступление видного российского политолога А.Пушкова против засилья молдавских передач на Первом российском канале, и многое другое.  А ведь при таких массированных атаках не только понижается статус русского языка в Молдове, повышается риск  его обеднения и засорения и, как следствие, — скатывания  его к  достославному «бессарабскому волапюку».

Призраки  будущего

Нет, пока  не будем сравнивать нынешнее положение русского языка  в Молдове с тем, что было при румынах в межвоенный период, когда можно было и наказание за его употребление схлопотать. Возьмем для сравнения времена  относительно «травоядные», конец XIX века, когда, по мнению некоторых «историков», вовсю процветало засилье русских и осуществлялась чуть ли не ассимиляция  коренного населения. А на деле русские жили в Бессарабии в своеобразной южной, провинциальной культурной  «резервации», далекой от российской столичной жизни,  - далекой, правда, совсем по другим причинам, нежели сегодня, но все «минусы» такого существования  немедленно отразились на языке.

Накануне упомянутой дискуссии о русском языке в РЦНК прошла презентация любопытной  книги молодого ученого  Института культурного наследия АН РМ Ирины Ижболдиной «Живая старина», посвященная специфике русскоязычного литературного процесса Бессарабии конца XIX — начала XX века. То есть русской очерковой и художественной прозе, появлявшейся на страницах газет  «Бессарабский вестник» (Кишинев) и  «Новороссийский телеграф» (Одесса).  И хотя исследователь, добросовестно подошедшая к теме с позиций этнокультурного анализа, не  стремилась сосредоточиться на недостатках лексики провинциальных авторов и уж тем более — «сравнить сегодня и вчера»,  параллели сами собой напросились. Автор книги ненавязчиво подчеркнула интересный феномен  той русской речи —  сплошные «бессарабизмы» (от цынута до шабата, от тестемела до шинкаря, от каймакама  до кадрела и пиленце). И даже  была вынуждена снабдить книгу специальным словарем  щедро употреблявшихся  русскими писателями румынских, персидских, французских, турецких, местных молдавских, польских, болгарских, еврейских и даже  греческих слов! А  иначе и сквозь тексты читателю было не продраться.

Исследователю ничего не оставалось делать, как упомянуть  о «макароническом языке-пастише»,  т. е. о языке, насыщенном диалектизмами, солёными просторечиями,  с использованием в тексте слов и словосочетаний различных языков, внезапной  вставкой инородного слова в середину фразы. Но если отдельные писатели в истории литературы  блестяще пользовались такими «макаронами» как  языком иронии и пародии (к примеру, Хармс), то в прозе русских «бессарабцев» обнаружилось иное явление. «Бессарабский стиль» не создавался, он  жил… всерьез, и, конечно, в нем сказывалось отсутствие кислорода живой русской речи — разрыв с «материнской платой» языка.

«Везде стон и скрежет зубов…»

О том, как терялась связь с родным языком, а употребление  слов, устойчивых русских  выражений  и даже склонений становилось весьма приблизительным занятием,  говорит за бессарабских  авторов конца XIX века их проза: «Жестокая мука выразилась в прекрасных чертах Мирсея», «с подозрительной подлинностью его личности», «совал в руки надлежащий бакшиш», «по-нашему она-то не маркует», «но и бродяги имеют свой point d>honneur» (неизвестный автор «Бессарабского вестника»).  Павел Крушеван, далеко не безграмотный человек, писал: «Удивительная комбинация вызывает массу комических инцидентов», «Скорее я выпотрошу его, чем допущу до этого», «Шалаш вспыхивает как светоч», «Днестр мерно плескает воды», «неоперившиеся выходцы»,  «Аврора застает нас на месте преступления» (о рассвете и рыбалке), «везде раздался стон и скрежет зубов», «потянуло цвелью», «делают ей там страшный беспорядок» (Ольга Накко), «идет… и песню под нос мурлыкает»,  «чувствовали пустоту в  своих малоприхотливых желудках», «корпус стройный, как у матери», «ее красивое худощавое лицо побледнело как у мертвеца (Д.Суручан) и т.д.

 «В крови молчит Фемида…»

Представьте, живете вы в Бессарабии. Конец XIX века. Где-то ломается уклад, рушатся устои, а у вас — глухая провинция. Жара. Пыль. Кругом — в уездах — одно сельское хозяйство: овцы, пшеница, табак и пр. В городе — лавочки. Ни мощных фабрик, ни заводов. Русское население — примерно 123 тысячи, или 8 процентов от общего количества жителей (русских сегодня в Молдове в процентном отношении и того меньше — 5, 9). Железная дорога до Петербурга и Москвы еще не доходит. Разве там  до Рени, Унген или Одессы. Интернета нет. Телефонная связь работает плохо. Никаких русских книг в Кишиневе не издается. Журналов тоже нет.  Бунин, Чехов,  Горький, Куприн — это где-то там, в столицах. Зато  у вас под рукой две русские газетки, где можно сказать свое слово на родном языке, да и то одна из них выходит в Одессе. И вы, погруженный в эту тесную жизнь, активно разрабатываете узкую делянку — т. н. бессарабскую тематику, пользуясь  условным русским языком. А что  делать оставалось? Вины авторов нет. Они  не испытывали  на себе «давления» иного  спроса, вырывались в Россию как на праздник. И долго-долго вспоминали заветную встречу.

Так что же, неужели  «макаронизм, пастиш» —  призраки  нашего будущего?  Допустим, в  конце XIX века  языковому блеску, развитию русской  литературы и даже  расширению словаря русскоязычных писателей в Бессарабии мешали отсутствие коммуникаций, спроса, ограниченность печатной продукции, непреодолимые расстояния, отсталость аграрной губернии, бедность, низкий уровень общей культуры. Сегодня, в начале XXI века, из-за  подозрительно схожих факторов плюс внешней и внутренней политики, направленной против всего русского, сознательной и долгой порчи отношений с Россией язык  — это снова первое, что  покрывается неприглядными  «родимыми пятнами»  т. н. исторического процесса.

Не случайно сегодня на молдавских телеканалах  в русском варианте  передач  и даже в прессе уже щедро  рассыпаны осколки «бессарабского стиля»: «У них в крови молчит Фемида», «топтал Конституцию в ногах», «досадно того, что не делается», «мы должны проверять судей на их интегрированность, чтобы они функционировали», «не могу предположить альтернативного решения данного диссонанса внутри партии», «апеллировать фактами» «наигрывать на своих избирателей» и пр.

Ущемление языка не на шутку тревожит русских в Молдове. Не случайно  недавно журналист Александр Попов в эссе “Электричество русского языка в Молдове» отметил ряд жгучих проблем, в частности, что «подлесок» языка, среда находок и ошибок — всё то, что создаёт живую ткань речи и времени — всё это из нашего далека почти не слышно….».

Сегодня — «почти» не слышно… А завтра?

aif.md